Казаки Тамбовского ОКО ВКО ЦКВ отправили очередную группу добровольцев в зону СВО. За несколько дней до убытия несколько добровольцев встретились и побеседовали с журналистом портала «ТВОЛК».
Кто эти парни в обычной жизни, почему они приняли решение идти на спецоперацию, о вере, о страхах, о дружбе – далее в интервью. В разговоре будем называть их не по именам, а по позывным: «Атаман», «Тамбов» и «Антибиотик».
«Атаман»: Инициатива была моя. Задумывался об этом еще с того периода, когда в Малороссии всё только начиналось. Созванивался, консультировался со специалистами. Они говорили: «Извини, но это не твоя война. Не сейчас». Я тогда их послушал. А вот сейчас начался мой черед. Встретился со своими казаками, знакомыми и предложил идти вместе. Они, практически, не раздумывая сказали: «Мы с тобой». Так и собрались.
Все наши предки пришли сюда, когда еще Тамбов исторически основывался, получили здесь землю от Царя за военную службу. Все казаки.
К разговору подключается «Антибиотик». Ему 36 лет.
«Антибиотик»: Куда же я без своего атамана? Как это – брат пошел, а я здесь останусь? Вместе надо всегда быть. Кто же наших близких, детей будет защищать? Родственники поддержали их выбор, хотя и внутренне переживают. Но их принятым решением гордятся.
Казаки идут в конкретное подразделение. Идут группой, боевое слаживание будут проходить вместе, равно как и по традиции, дальше, в зоне СВО тоже будут все вместе. В составе подразделения опытный боец с позывным «Тамбов». Имеет практический опыт действий в боевой обстановке. «Тамбов»: Была хорошая работа, было все. Потом, в 2014 году, начались события на Донбассе, сидел смотрел, наблюдал. Близкие были против, чтобы я шел, на то были свои причины. Потом в один прекрасный момент понял, что сидеть нет смысла. Все идут. Я смотрел на людей, на стариков, они идут, а я нет. Признаться, стало стыдно - молодежь сидит, а старики воюют. И пошел в народное ополчение. На блокпост. Потом патрулировали городские кварталы. Далее области Малороссии стали ДНР-ЛНР, все вступили в армию. Сначала я служил под Дебальцево, освобождали город. Затем боевая работа в других подразделениях. В общем, хватил лиха..
Приехал на Тамбовщину в 2021 году. Жил тут. Наблюдал за всей этой обстановкой, но начавшаяся спецоперация вновь подтолкнула определиться в этой жизни кто есть кто. Близкие не хотели отпускать, а я рвался. Там мои сослуживцы, однополчане. Там много друзей, знакомых. А когда мне позвонил Атаман, я все взвесив сказал: «Я с тобой». Вот так мы собрались. У нас есть люди, которые прошли другие горячие точки. Все взрослые, с опытом, идут целенаправленно, осознанно.
Без пафоса скажу - хочу, чтобы наши дети, наши родители, наши жены, дети наших детей в России жили спокойно. А не так, как поступают некоторые – говорю откровенно – сидят на диване и говорят: «Вы идите, а я посмотрю». А что смотреть? Мы вернемся, а он уже потом то ли пойдет, то ли не пойдет.
«Атаман»: Да, многие говорят: «Они (укронацисты) где-то там, они еще сюда не пришли. Вот если бы они сюда пришли, мы бы им тут дали». А я в таких случаях отвечаю: «Если бы они были тут, на тамбовшине, тебя бы уже здесь не было».
«Антибиотик»: Я работал, был старшим смены. Уволился специально, чтобы приехать сюда, пройти комиссию, вместе с братами-казаками уехать воевать. При увольнении руководитель говорит мне: «А что ты увольняешься, зачем ты уходишь? На тебя кто-то напал? К тебе домой пришла война?». А я сказал: «А что, я должен ждать, когда придут?»
«Тамбов»: Мне очень жаль простых людей, которые вот уже девятый год стоически на Донбассе отстаивают свои территории. Там очень тяжело, там горе. А то, что моя война или не моя – я не знаю, почему они так говорят. Пусть отсиживаются в своих теплых домах, война закончится, что он детям своим скажет?
«Атаман»: Со мной идет мой друг. Мы с ним с первого класса дружим, с 1985 года. У него крестника мобилизовали. Он ко мне сам пришел и говорит: «Вы идете, я с вами пойду». Я спросил: «А почему ты так решил?» Он: «Ванька придет, мне просто стыдно будет ему в глаза смотреть, что крестник ушел, а дядька его дома». Говорит, я так не смогу.
«Тамбов»: Мы быстро освоились, сдружились. А когда идешь своим коллективом, я даже скажу, что это не коллектив, не группа – это семья. Это наша военная семья. Поэтому, тот, кто в этой семье – многое для нас значит. Атаман выбрал этих людей, он в них уверен, он им доверяет. Лишних в этой семье не может быть и не будет. Каждый это осознал и понял. Как на руке пять пальцев: если одного пальца нет, то рука неполноценная. Так же и у нас. Мы друг за друга горой. Мы идем в подразделение этой семьей. Для боевых действий это очень важно. Когда сплоченность командная, когда ты будешь обучаться со своими ребятами, ты будешь их чувствовать, видеть, понимать по одним движениям, просто посмотрел на него, а он на меня – и все: поняли друг друга. Это уже родное.
«Тамбов»: Что касается малодушия и трусости.. Вы замечаете, сколько молодежи с улицы пропало? Молодые мужики, которые постоянно тусовались здесь, где они? Сразу уехали работать, кто куда. А сколько в больнице? Приходят к врачу взрослые мужчины по 45 лет и плачут, поставьте мне какой-нибудь диагноз, чтобы не попасть под мобилизацию. Вот я и думаю: Ты же отец семейства, что своим отпрыскам скажешь, когда они вырастут? А вот другой пример. С Тамбовской области мужчина, позывной «Дед». Ему 63 года. Он не ноет, он встал и пошел.
«Атаман»: Мой отец тоже засобирался на СВО, спрашивал: «Можно мне тоже?» У него спросили: «Сколько вам лет?» Он ответил: «67». «Нет. Было хотя бы 61-62 года – то можно было бы». Сейчас поколение другое, воспитание другое. В конце 90-х считалось крутым поступком «откосить» от армии. Незримо вбивали в головы молодым людям больше на себя внимание обращать, а не радеть за Отечество.
«Тамбов»: Поколение моих сверстников день и ночь гоняли во дворах футбольный мяч, дрались кучка на кучку, домой приходили с разбитыми носами, в клубах за девчат бились. У нас было так - каждый защищал свою территорию. Идешь девушку из другого района провожать домой, туда прошел без проблем, потому что с девушкой тебя никто не тронет. Такие законы и понятия были, если с девушкой – то не трогали. А вот идешь обратно один, то могут и поколотить. Потому что ты в чужом районе. Сейчас такого нет. Сейчас проснулся – и сразу в Интернет, а не на улицу или на танцы. К сожалению, молодежь такая пошла, что за некоторых из них уже девчонки заступаются.
«Атаман»: Несколько слов о вере. На войне нет атеистов, и как бы себя бойцы не называли - все до единого связаны невидимыми узами с делами Всевышнего.
«Тамбов»: К нам батюшка приезжал постоянно, даже на передовую. Благословлял. У меня икона есть и крест, который батюшка мне дал, я до сих пор их храню и с собой беру. Вера в голове и в сердце у каждого. У меня был знакомый, который в рюкзаке постоянно носил большую икону. Говорил: «Она мне помогает».
«Тамбов»: Что касается страха. Боятся все. Некоторые говорят: «Мне не страшно» – это всё бред. Конечно, страшно – в тебя стреляют, снаряды летают, ты лежишь и думаешь - вот она, сейчас ко мне и прилетит. В экстремальной ситуации не страшно умереть, а страшно видеть, когда убивают твоих товарищей, друзей, мирных жителей - детей, стариков. Вот, что страшно. Наблюдать за этим – страшно. Ты вчера находился с другом рядом, спал в одной казарме, ел одной ложкой и с одной чашки. Утром ты с ним разговариваешь, а через час его нет. Вот это страшно. Я хочу с каждым, с кем я сейчас иду - вернуться, продолжать дружбу, гулять, дружить семьями и отдыхать вместе.
«Атаман»: Знаете, чего я боюсь? Я боюсь подвести ребят, которые на меня надеятся и верят.
Елена Шаталова
Портал «ТВОЛК», Тамбовская область